С 1 сентября на Донбассе практически прекратились бои. За последние недели произошел долгожданный прогресс в реальном перемирии: начался отвод танков и минометов, а в Париже на саммите Нормандской четверки договорились о начале политического урегулирования. Война, унесшая жизни тысяч похожих друг на друга и на нас с вами людей, близка если не к завершению, то к заморозке. «РР» публикует потрясающие фотографии, по которым наверняка будут изучать историю этой войны, серию фоторабот Дмитрия Белякова, который снимал людей по разные стороны линии фронта
Как выглядел
украинский конфликт по обе стороны линии фронта
С 1 сентября на
Донбассе практически прекратились бои. За последние недели произошел долгожданный прогресс в реальном
перемирии: начался отвод танков и минометов, а в Париже на саммите Нормандской
четверки договорились о начале политического урегулирования. Война, унесшая
жизни тысяч похожих друг на друга и на нас с вами людей, близка если не к
завершению, то к заморозке. «РР» публикует потрясающие фотографии, по которым наверняка
будут изучать историю этой войны, серию фоторабот Дмитрия Белякова, который
снимал людей по разные стороны линии фронта
Как мы до этого
дошли?
Наступило
настоящее перемирие. Но война на Украине не закончилась. Еще далеко до
политического решения. И главное, мы еще почти ничего не поняли в этой
катастрофе.
Фотографии
Дмитрия Белякова останутся в истории хотя бы потому, что они позволяют увидеть
что-то очень важное в этой войне. Вот — в окопах солдаты украинской армии, вот
— в окопах ополчение. Их разделяют линия фронта и смерть товарищей, идеология и
военные символы веры. Но если увидеть их рядом на одной странице, то становится
понятно, что это люди похожие, одной культуры и сходного воспитания. Это —
гражданская война.
Мы еще внутри
событий, мы не можем быть нейтральны и объективны, деталей многих преступлений
мы еще не знаем, а возможно, и не узнаем. Но начать об этом думать стоит, стоит
помнить и знать.
«РР» написал о
том, что на Украине началась гражданская война после того, как в конце января 2014
года погибли люди. Мы еще не верили, но уже знали. Написали из логики, а не из
чувства. Жертвы и объединяют, и разделяют людей. Жертвы на Майдане объединили
людей гневом и ненавистью. Только одни думали, что виноват Янукович и
«русские», другие, что радикалы на Майдане и их спонсоры. Середины не осталось.
Это и есть война.
К февралю 2014
года украинское государство уже было парализовано, оно уже лишилось монополии
на насилие. Милиция уже ничего не значила. Уже в феврале-марте вопрос о власти
окончательно перешел на улицы, в противостояние толп, в которых были и
вооруженные люди.
Преданные и
опозоренные на Майдане украинские силовики были потом еще и расколоты войной.
«Беркут» принял участие в отделении Крыма, донецкая «Альфа» стала в основе
одного из сильнейших подразделений ополчения, милиционеры, приехавшие с
Майдана, присоединись к группе в Славянске. Офицеры в других регионах делали
выбор между присягой и обидой на Майдан и часто выбирали присягу. Потом они
думали, что воюют с русскими полчищами. Один такой офицер на наш вопрос: «Не
стыдно ли ему бомбить детей в Донецке?» — спрашивал: «А что, там остались
дети?»
Эскалация
насилия имеет свою логику: сначала палки и бутылки, потом частный огнестрел,
потом настоящее боевое оружие, потом минометы и танки, авиация, артиллерия.
Каждый раз, чтобы это остановить, требовалось все больше усилий.
После Майдана
теоретически можно было бы новым властям прекратить антивосточную и
антироссийскую риторику, пойти навстречу проигравшим. Но они не захотели и не
смогли. Мартовские и апрельские протесты в Харькове, Одессе, Донецке и Луганске
могли бы иметь мирный характер, без захватов зданий. Но после насилия на
площадях, предательства элит, крымского примера это было уже невозможно.
Можно было
попытаться договориться, был даже международный Женевский формат, уже прошли
референдумы в Донецке и Луганске, были вполне определенные стороны конфликта.
Но 26 мая власти Украины решили бомбить Донецк с воздуха. Они надеялись на
победу, на то, что армия сильнее любого ополчения, у них была идеология
сохранения страны. Украинская армия не хотела воевать, еще в апреле десантники
под Славянском разоружились, окруженные безоружными людьми. Но их потом
поставили на гору Карачун: а стрелять с горы из пушек легче, чем стрелять прямо
в людей, которых видишь в лицо. А потом уже гибель товарищей, злость, и воевать
становится привычно. Находились с обеих сторон и те, кто готовы были стрелять и
без сантиментов: майдановские добровольцы, стрелковские ополченцы,
разнообразные мародеры и волки войны.
Летняя война
2014 года была отвратительной в своем абсурде: ни одна из сторон воевать еще не
умела. В ней не было настоящих линий фронта, артиллерия стреляла по очень
условным наводкам, в воздухе летала боевая авиация рядом с гражданской, был
сбит «Боинг». Она закончилась локальным поражением украинской армии (не без
явного вмешательства России в августе). Но, так или иначе, в сентябре были
подписаны Минские соглашения, которые только сейчас всерьез сработали.
Минск-2 был
достигнут по той же схеме: Киев был вынужден подписать мир с Донбассом,
поддержанным Россией, ввиду военного поражения в Дебальцево. Многие винят
власти России — одни за то, что она не дала проиграть и погибнуть тысячам
ополченцев, защищающих свои дома; другие за то, что не вошла в войну открыто и
не захватила территории, защищая «своих». Но с точки зрения истины политические
вопросы вторичны, важнее было обсуждать, как остановить бойню. Уже в феврале не
только украинская армия, но и ополчение, наступая, массово попадало в мирных
граждан Донбасса. В разных смыслах, но все стреляли по своим.
Сработали
разные факторы перемирия: военное принуждение со стороны ополчения и России;
давление Европы, осознавшей наконец, что хаос на Украине ей не выгоден; и,
хочется надеяться, некоторое отрезвление украинского общества, шокированного
преступлениями своих батальонов, уже и за пределами Донбасса.
Но сейчас, по
крайней мере, перестали массово убивать. А это значит, есть шанс прийти в
сознание, начать понимать, и если не прощать, то разговаривать. Видеть,
насколько похожи люди по разные стороны украинского фронта.
Дмитрий Беляков: «Мы сами во всем виноваты»
Зачем я это
делал и зачем я это пишу?
Наверное,
потому что 18 недель в 2014-м и 12 недель в 2015-м на этой странной войне — это
повод (я уверен, что полно людей, которые проработали на Донбассе дольше меня, но речь не о том — мы же не
соревнуемся «у кого больше») и потому что конфликт завершается — и это тоже
повод.
Главное,
однако, мое желание сказать о том, что я понял об этой войне. Пожалуй, я понял
одно — что я ничего не понял. Я испытал еще одно глубокое опустошение и
разочарование в людях в целом. Люди совершают одни и те же ошибки, занимаются
самообманом и мифотворчеством, произносят с глубокомысленным видом старые и
глупые мантры.
Я так и не встретил
ни на одной войне тех старых и мудрых командиров, которых нам показывает
кинематограф, и я думаю, что их не существует в природе.
Я не встретил
также ни на этой, ни на какой-то другой войне людей, которые научились слышать
друг друга. Мы — люди… мы люто истерим, мы не знаем, забыли напрочь, что такое
снисходительность, и жажда немедленного возмездия для нас по-прежнему важнее
обыкновенной простоты милосердия. Псевдопатриотические и религиозные идеи,
целостность и принадлежность какой-то территории, цвет флага над ней для нас
представляется важнее самой человеческой жизни: она для нас ничтожна. Вся
система общечеловеческих ценностей офальшивилась, сморщилась, мы над ней
смеемся.
Мы беспощадны,
не умеем прощать и у каждого — буквально у каждого — своя персональная правда,
которую мы ожесточенно вталкиваем в головы всем подряд, не особо заботясь
мнением других. Мы постоянно озабочены поисками виноватых, жалеем себя,
оправдываем свои собственные огрехи. Мы лжем. Постоянно, цинично, зная, что это
ложь, но продолжаем ее творить и усугубляем происходящую катастрофу
нагромождением новой лжи.
18 недель в
2014-м и 12 недель в 2015-м я добивался всеми правдами и неправдами доступа на
линию фронта с воюющими подразделениями ДНР/ЛНР и ВСУ не для того, чтобы
очиститься от обвинений в пророссийской или антироссийской позиции, ибо у меня
уже есть моя личная позиция, которая заключается в пяти словах: мы сами во всем
виноваты. В очередной раз. И всего этого могло не быть. И тысячи людей могли
остаться в живых.
НАШЕ ДОСЬЕ
Дмитрий Беляков снимает с 1997
года, много работал в горячих точках. Публиковался в Stern, Der Spiegel, Sunday Times Magazine, Paris Match, GEO и многих других изданиях, сотрудничает
с «РР» с момента основания журнала. В 2005-м получил премию Overseas Press Club of America, Borovik Award за работу в
Беслане. В 2010 году фотопроект «Спецназ» (см. «РР» №41 (219) от 20 октября
2011) был отмечен 1-м местом на фотоконкурсе NPPA Best of Photojournalism. В 2015
году фотопроект «Испытание. 70 лет
спустя» (см. «РР» №7 (335) от 20 февраля 2014 года) был отмечен 1-м местом в
категории «Фотоистория в журнале» на Международном фотоконкурсе Picture of the Year. Работы Белякова хранятся в частных и
государственных коллекциях в России и за рубежом.