Тверской суд Москвы в четверг 11 июля признал скончавшегося в СИЗО в 2009
году юриста фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского и его бывшего
начальника, главу фонда Уильяма Браудера виновными в уклонении от уплаты
налогов. Находящегося за границей Браудера, которого также обвинили в незаконной
скупке акций «Газпрома», заочно приговорили к девяти годам
колонии общего режима.
Фабула дела известна интересующейся части публики во всех подробностях, нет смысла
повторяться. Те, кто верит следствию и суду, равно как и те, кто не верит,
останутся при своем мнении.
Сразу по вынесению вердикта дело против Магнитского было прекращено в связи
с его смертью. Практических правовых последствий решение не возымеет.
Последствия будут политические.
Неслыханный случай
Дело Магнитского — единственный за всю советскую и постсоветскую историю
пример суда над мертвым человеком по инициативе властей.
Обычно в связи со смертью обвиняемого дела прекращаются автоматически. Классический
пример — возбужденное в 1992 году дело о расстреле в Новочеркасске, которое было прекращено в связи с тем, что Никита Хрущев, Фрол Козлов,
Анастас Микоян и еще восемь фигурантов к тому времени отошли в мир иной.
«Это была инициатива генпрокуратуры, никто из родственников об этом не
просил, а возобновление дела может быть только по требованию
родственников», — заявил представитель вдовы Магнитского адвокат Дмитрий
Харитонов, отказавшийся участвовать в слушаниях.
Мэр Лондона Борис Джонсон ранее сравнил суд над мертвым Магнитским со
средневековыми процессами над животными.
«Единственное последствие, которое это может иметь, на мой взгляд —
дальнейшее возвращение все глубже и глубже к средневековым образцам. Тогда
судили покойников, животных и малых детей», — считает российский политолог
Михаил Глобачев.
Дмитрий Харитонов видит в беспрецедентном разбирательстве неудачную попытку
поставить в деле точку, заручиться возможностью ссылаться на судебный вердикт,
когда впредь кто-нибудь станет называть вину Магнитского недоказанной, а его
самого жертвой.
«Только для этого процесс и нужен, чтобы сказать всему миру — вот,
смотрите, суд признал Магнитского виновным», — заявил он.
Пропагандистский козырь
Второй подсудимый, Уильям Браудер, приговоренный к девяти годам колонии
общего режима, жив и здоров. Россия заявляет, что не оставит попыток добиться
его эстрадиции из Британии.
Как и в случае с Магнитским, российские власти ждут от осуждения Браудера
не практического результата, а пропагандистского эффекта, уверен Михаил
Глобачев.
«Резонно допустить, что главной мишенью был не Магнитский, а Браудер.
Конечно, никто его не выдаст, у нас на зоне его не увидят, заниматься
предпринимательской деятельностью в России он, нетрудно предположить, и так не
стал бы. Самое вкусное тут — повод в ответ не признавать решения западных
судов, отказывать в просьбах об экстрадиции, обвинять Запад в русофобии и
двойных стандартах», — считает эксперт.
Своим все, чужим — закон
Споры о деле Магнитского шли в основном вокруг того, виноват ли он в
чем-либо, и как его лечили в СИЗО. Практически за рамками дискуссии осталась,
вероятно, самая главная тема: почему подозреваемый в уклонении от налогов
вообще оказался в камере, а не под подпиской о невыезде, как, например,
некоторые фигуранты дела «Оборонсервиса»?
По мнению многих, главная проблема состоит не в несовершенствах российского
законодательства, от которых не свободно ни одно общество, и даже не в его
суровости, а в избирательном использовании.
Право часто предусматривает «вилку», в рамках которой можно
обойтись с человеком очень по-разному. Российская юстиция слишком явно следует
приписываемой то ли Муссолини, то ли кому-то из латиноамериканских диктаторов
XIX века формуле: «Своим все, чужим — закон».
«Российский закон сам по себе не так ужасен, ужасно его
применение», — заявил Русской службе Би-би-си Михаил Глобачев.
Кризис доверия
Если посмертный процесс и принесет моральный эффект, то отрицательный.
Внутренние критики Кремля и мировое сообщество российскому правосудию не верят
в принципе, и словами здесь не поможешь. У американцев есть поговорка:
«Твои дела говорят так громко, что я не слышу, что ты говоришь».
Если вдуматься, это трагическая ситуация. Как бороться с реальной
преступностью и коррупцией, если изначально не верить следствию и судам, а
любое мало-мальски громкое дело политизируется?
«Доверие уже невосстановимо, — говорит Михаил Глобачев. — 90%
населения все безразлично, пока не достанет их самих, и применительно к ним
речь об доверии или недоверии вообще не идет. А ни один просвещенный человек
при этом режиме, пока у власти Путин, юстиции доверять не будет».
Теоретически, ничего фатального в сложившейся ситуации нет. Восстановить
доверие можно.
Отчего не помечтать?
Например, о том, чтобы практически каждый сколько-нибудь громко заявивший о
себе оппозиционер не оказывался по странному совпадению коррупционером. Чтобы
тривиальная драка не преподносилась как кем-то заранее спланированные массовые
беспорядки и чуть ли не попытка переворота. Чтобы Ходорковский и Лебедев без всяких
уловок вышли на свободу в положенный срок. Чтобы «чужие» не ожидали
суда за решеткой, а «свои», но слегка оступившиеся, в элитных
апартаментах.