Первая «первая леди» — невенчанная королева стиля
Обожаемая всем миром жена самого блистательного американского президента,
красавца и плейбоя, ненавидимая тем же миром жена безродного средиземноморского
упыря с тугой мошной и резвым, как у хряка, хреном. За ней признавали заслугу
введения в моду кокетливых шляпок-таблеток. Но и сейчас, через столько лет
после ее смерти, еще не осознанно, что это она определила манеру женского
поведения в браке и отношения к браку с периода сексуальной революции 60-х до
наших дней. Просто стыдно признаться. А поступать по этим правилам – нет
От леди О до леди Ди
Выйдя замуж за греческого миллиардера-судовладельца Аристотеля-Сократа
Онассиса, Жаклин взяла двойную фамилию – Кеннеди-Онассис. Но в прессе ее стали
презрительно называть «леди О», словно не желая осквернять святое имя
президента дурным соседством. Как позже называли и принцессу Диану – «леди Ди».
С той лишь разницей, что ту – с любовью.
Интересно, если бы чистая и непорочная, несмотря ни на что и даже вопреки
всему, что было, леди Ди, стремясь на свет в конце тоннеля, не расшиблась в
последнем насмерть, а все-таки добралась до цели — до свадьбы с египетским
богачом, отпрыском владельца гостиниц и универмагов, — ее бы так же
возненавидели?
Ведь нет же!
Хотя Доди Аль-Файед по крайней мере не более белый и пушистый, чем Онассис,
а постель с арабским барчуком не менее низка для принцессы, чем судовая койка с
похотливым греком для президентской вдовы.
Но степень жалости и сочувствия к леди Ди была столь велика, что с момента
гибели в парижском тоннеле по ней как по родной до сих пор безутешно рыдают
старушки, дамы и молодки не то что вечной Англии, а даже страны, которой уже
давно к тому времени не было, но занимавшей некогда шестую часть суши, особо густо
заселенную матерями-одиночками, соломенными вдовами, брошенными любовницами и
обманутыми женами, — таковы были в ней особенности климата, да, в общем, и
остались, пережив саму страну, разделенную на такие же непогожие многие.
Никак не забыть милую москвичку, чуть старше принцессы — два высших, три
иностранных, ни одной работы по специальности (институт закрыли), случайные
заработки на переводах, муж без дела (бизнес прогорел, обозлился, пьет), сын
бросил институт, челночничает с Польшей, подсел на дурь, разборки с «крышей» по
долгам, дачу продали, концы с концами не свести — всю в слезах.
— Что еще стряслось, Маша?
— Как!? Ты не слышал? Диану убили, гады!
И рыдать!
То есть у нее-то все хорошо, как положено, как ей, сирой, и надо, а леди Ди
– жалко, так жалко, что хоть самой в петлю. А чего ж именно ее?
Ну, как же – она добрая, она красивая, она принцесса, а ей муж изменял.
Вот горе-то! Вот беда! А тебе – нет? Ни разу? А маме твоей? Папа твой, а
потом отчим? И те, что были между, хотя они, допустим, не в счет? А подругам
твоим? Причем всем. По крайней мере тем из них, кому повезло замуж. Кому не
повезло – тем посчастливилось без замужества. Сэкономили на фате, но результат
тот же.
Так что же мир, такой, оказывается, зацикленный на этом, не воспылал ко
всем вам сочувствием и осуждением ваших изменщиков коварных, которых легион?
Ах да, вы же не принцессы! Так ведь и она ею не была, пока замуж не вышла,
а разведясь, со скандалом отстояла этот титул лишь по суду.
Ах да, вы же не знамениты, а она была у всех на виду, причем благодаря
замужеству.
Она одна?
Жаклин Кеннеди, жена президента США, первая леди мира, была на виду не
меньше. А уж как ей муж изменял – леди Ди с ее анемичным принцем и его
единственной престарелой пассией, «тетей Лошадью» Камиллой, — не сравниться.
Но никакого к ней сочувствия по этому поводу. В связи с гибелью – да.
Жаклин вызывала восхищение — как первая леди (собственно, она и была первой
первой леди – с нее возникло само это понятие) и сочувствие — как молодая вдова
трагически погибшего президента. Когда же безутешная вдова вышла замуж за
плебея-толстосума с шестью классами латиноамериканской школы, милость сменилась
на гнев и презрение – «леди О».
Почему же леди О за измены мужа не сочувствовали и за новый брак осудили, а
леди Ди – ровно наоборот? Тот же мир, такие же знаменитости – в чем разница?
Если коротко – в тридцати годах.
Поменялось время, поменялись стандарты.
В мире Дианы, мире 90-х, буржуазном, благополучном, сосредоточенном на
семейных ценностях и материальных благах, супружеские измены стали дурным
тоном, а мезальянсы – хорошим.
В мире Жаклин, мире 60-х, все было наоборот. И именно она, собственной
судьбой, проявила и определила эти критерии, поставив эксперимент на себе.
Теория
Общественная мораль лишь выглядит абстракцией. На самом деле она не столь
эмоциональна, сколь рациональна.
Сексуальная революция 60-х родилась не на пустом месте. Ее занесло не
ветром и не музыкой “The Beatles” навеяло, как многие думают. Она выросла на
усеянных трупами солдат полях Второй мировой, на лужайках осиротевших домов, на
городских площадях, где все девчата парами, даже в танго, – не было парней даже
для этого.
При той нехватке мужчин, изголодавшихся за годы войны мужчин, строгая
полигамия, супружеская верность была бы губительна для сохранения вида. Один
мужик на одну женщину – непростительное мотовство. Общество не могло себе
позволить такую несвоевременную роскошь.
Никто это, разумеется, впрямую не формулировал ни в ханжеском сталинском
СССР, ни в отданной на милость победителей Германии, ни в чопорной Англии, ни в
религиозной, в основном, католико-протестантской Америке. Но общественная мораль отреагировала
адекватно — приспособив нравственные нормы к новым непростым условиям. Как в
древности — сработало «обычное право», то есть правовые нормы на основе обычая.
Обычай был таков, причем на обоих полушариях, пышущих неутоленным любовным
жаром, как молодые ягодицы. А иначе бабы с ума бы посходили, никакого
послевоенного беби-бума и, соответственно, сексуальной революции 60-х, когда
дети этого беби-бума еще не доросли до детородного возраста, и проблема
оставалась актуальной, так что все совокуплялись, как кролики, при всякой
возможности, не то что как сейчас наоборот.
Практика
Если правда, что всякая любящая дочь выбирает себе мужа по образцу собственного
отца, то ей это удалось.
Ее папашу, Джека Бувье, называли «Черным шейхом». Это не из-за
происхождения – из-за поведения. Он был смугл и всегда поддерживал загар –
потому «черный». Он всегда был в окружении женщин, попросту говоря, не
пропускал ни одной – потому «шейх».
Известный бабник и волокита. Красавец, не забывавший всегда оправдывать
свое аристократичное французское происхождение, море шарма – имел успех и
пользовался им сполна. Доставшееся в наследство состояние прокутил к половине
жизни. Остался не то чтобы ни с чем, но с таким малым, что приходилось жить по
средствам, этого он совершенно не умел, отсюда – нервность.
Мамашу – леди Джейнет Бувье – все это в конце концов достало: и его романы,
и его кутежи, и его друзья, и его отлучки с друзьями, и лукавые взгляды его
многочисленных пассий на раутах, и его скандалы в ответ на ее совершенно
справедливые претензии, и вечная угроза разорения при такой беспутной
жизни. Они развелись. Жаклин было тогда
13, ее сестре Лу – 11.
Вскоре Джейнет вышла замуж за Хью Ончиклусса – тоже аристократа из первых
американских семей: Вандербильды, Рокфеллеры, Тиффани, Дюпоны – это был их
круг. Хью считался человеком не очень богатым,
но очень приличным, кто-то сказал бы скучным, кто в первом браке не
нагулялся от весельчака, это не она.
Дети остались с матерью. Джек любил девочек
без памяти. Они его тоже. Виделись по выходным, отец баловал их нещадно.
Он же оплачивал им обучение в лучших частных школах, образование обе барышни
Бувье получили прекрасное.
После Гарварда Жаклин стала журналисткой. Получала 56 долларов 27 центов в
неделю, еще полтинник в месяц подбрасывал отец, изредка давала что-то мать.
Негусто. Она разъезжала на крохотной старенькой машине, участвовала в
вечеринках «золотой молодежи», к которой, безусловно, принадлежала и сама.
В поклонниках не знала отбоя. Опытный папаша Джек беспокоился,
предупреждал: «Только не создай о себе впечатления доступной – легкими победами
мужчины не дорожат». Уж он-то знал! Она и не проявляла чрезмерной доступности.
Дело шло к солидному браку. Ей сделал
предложение молодой брокер Джон Хастед, они были обручены. Но у парня не
осталось ни единого шанса, когда на ее горизонте появился 35-летний плейбой
Джон Кеннеди.
Если Жаклин, или как ее называли дома, Джекки, принадлежала к семье старой
американской аристократии, знатной, но бедной, то Джон, или для близких Джек, –
к семье новой знати, влиятельной и богатой. Мультимиллионеры, сделавшие
состояние на контрабанде выпивки во времена «сухого закона». Политики. Его
отец, Джозеф Кеннеди, был одним из ближайших советников легендарного президента
Рузвельта, послом в Англии, дед по материнской линии, Джон Фицджеральд, –
конгрессменом и мэром Бостона. Он сам к моменту их знакомства уже шестой год
представлял в конгрессе округ Бостон и как раз готовился к выборам в сенат.
Герой войны – две медали за мужество, командир торпедного катера, чудом
выживший на Соломоновых островах, когда японский эсминец протаранил их катер, и
серьезно раненый лейтенант двое суток спасал свой экипаж в океане.
Но главное – это был самый завидный холостяк Америки.
Богатый, красивый (183 сантиметра ростом при весе 85 килограммов, открытое
лицо, широкая белозубая улыбка), свободный, остроумный. И признанный плейбой.
Рассказы о его любовных победах составляли местный фольклор, он был бесконечен,
как песнь о Гайавате . Говорили, перед этим напором ни одна не может устоять.
Джеки посмеивалась: как же. Папа же учил – ни-ни! Но как он был похож на
обожаемого папашку! И тоже Джек!..
Джекки и не заметила, как после какой-то вечеринки в Арлингтоне она
оказалась на заднем сидении его кабриолета. Когда луч полицейского фонарика
выхватил их из деликатной темноты и сладкого тумана, она с удивлением
обнаружила себя в его объятьях уже без лифчика и с платьем, смятым в гармошку на
бедрах.
Полицейский, узнав знаменитого своими похождениями конгрессмена, извинился
и оставил их в покое. Времена были совсем вегетарианские, сейчас бы такой
богатый улов обеспечил ему состояние – стоило позвать репортеров.
И тогда, может быть, Джон Кеннеди не был бы через несколько месяцев избран
в сенат, не стал бы президентом… Но полицейский проявил такт…
Предложение он сделал ей из предвыборной поездки – телеграммой. Она
согласилась. Он победил. На выборах тоже.
Клан
Весть о том, что знаменитый ходок решил остепениться – женится, стала
главной сплетней светских салонов. Поговаривали, на браке настоял глава клана:
статус холостяка был препятствием Джеку к президентскому креслу. А если уж
жениться, то Жаклин Бувье обладала, по крайней мере, двумя преимуществами перед
остальными подружками сенатора: она была католичкой и через отчима принадлежала
к высшему свету Америки – оба обстоятельства, чрезвычайно важные для ирландца
Джозефа Кеннеди, чей дед покинул родину и бежал за океан, спасаясь от голода.
Джозеф добился в Америке многого, обладал богатством и влиянием, но в высшем кругу американской аристократии, в
основном, протестантской, все еще не был своим. Эту крепость предстояло взять
следующему поколению клана. Старый ирландский бык не сомневался, что его
сынишки справятся, и лишь подталкивал их вперед своим железным лбом.
Он настоял на грандиозной свадьбе – полторы тысячи гостей. В ответ на
недоуменные возражения матери невесты – мол, к чему так роскошествовать –
строго заметил:
— Вы всего лишь выдаете замуж свою дочь, а я на этой свадьбе должен
представить будущую президентскую чету – тут нечего скромничать.
Их свадьба 12 сентября 1953 года действительно стала светским событием
года. Присутствовал весь бомонд.
Джек Бувье не смог продержаться до кульминационного момента церемонии – он
перебрал на фуршете, заблевал парадный фрак и отрубился. Вместо него Жаклин
повел к алтарю отчим. Он подарил ей алмазные сережки. Ей было 24, это были
первые драгоценности в ее жизни, она еще и представить не могла, что ей предстоит
потратить на украшения десятки миллионов. Все только начиналось.
Медовый месяц молодожены провели в
Мексике, на модном тогда курорте Акапулько. По возвращению ей предстояла
сложная задача: стать своей в обширном клане Кеннеди. Эта шумная, дружная и
постоянно соперничающая друг с другом компания поначалу привела утонченную
аристократку Жаклин в состояние, близкое к шоку.
— Гориллы, – поделилась она своим первым впечатлением с ближайшей подругой.
Братья мужа, такие же рыжие жеребцы, как он, смущали новую родственницу
сальными взглядами и солеными шуточками. Свекор, старый мерин, седьмой десяток,
о боге думать пора, любил рассказывать ей за аперитивом, как он, один из
главных инвесторов Голливуда, снимал пробы с актерок. Сестра Джона, Пат, когда
Жаклин по-родственному, по-девичьи, поделилась с ней своей детской мечтой о
балете, огорошила: «Да тебе с твоими ножищами о футболе надо было мечтать, а не
о балете». Да, у нее действительно 40-й размер с гаком, но не крокодилице
Патриции ее попрекать внешностью.
Она с удовольствием занялась обустройством нового дома в Джордстауне, под
предлогом чего можно было меньше проводить времени в семье мужа. Этот дом
станет ее убежищем и местом добровольной ссылки.
Жеребец
Женившись, Джек нисколько не остепенился. Он совершенно не поменял своих
привычек. И даже некоторых любовниц не вычеркнул из списка, сердца, расписания
и маршрутов поездок. Голливудские звезды, дорогие проститутки, секретарши,
стажерки, партийные активистки, журналистки – все, кто оказывались в зоне его
внимания, его и удостаивались, он не пропускал ни одну, а особенно красивых и
умелых не отпускал от себя подолгу.
В 1954 году начинается его знаменитый роман с Мерилин Монро. В 1959-м – с
красавицей Джуди Экснер, бывшей любовницей главаря чикагской мафии Сэма
Джанканоя. Все они останутся его пассиями, и когда он займет высший пост в
государстве.
Став президентом в 1960 году (самым молодым в истории США, ему было 44, а
Жаклин – самой молодой первой леди, 31), Кеннеди и не думал изменить свой образ
жизни. Но здесь перед ним возникла совершенно, казалось бы, непреодолимое
препятствие – бдительная президентская охрана.
В первой же поездке в качестве президента он, отправившись якобы спать,
через балкон перешел в соседний номер к ожидавшей его в эту ночь подружке.
Утром тем же путем он вернулся в свой номер – и обнаружил там бледного от гнева
начальника соей охраны.
— Господин президент, — сказал тот, — вы вправе встречаться с кем хотите,
когда хотите и где хотите. Но я обязан знать, где вы находитесь каждую минуту.
Кеннеди все понял, и с этого момент президентская охрана не только знала
обо всех его свиданиях, но и обеспечивала
их, вплоть до того, что привозила ему любовниц.
Так что в окружении президента не удивлялись сонму хорошеньких стажерок,
секретарш, ассистенток, окружавших президента.
Сложнее было с коллегами-политиками. Однажды во время саммита на Бермудских
островах премьер-министр Британии Гарольд Макмиллан замер с отвисшей челюстью,
когда увидел, как на заднее сидение президентского лимузина к Кеннеди забралась
молоденькая стажерка и тут же занялась делом.
— Если у меня три дня нет женщины, я испытываю жуткие головные боли, —
объяснил Джон обескураженному англичанину.
Все вокруг действительно были убеждены, что неуемная сексуальная активность
Кеннеди следствие болезненной особенности организма. Подобным же недугом
объясняла и Хиллари Клинтон после скандала с другой стажеркой, Моникой
Левински, поведение другого президента США — своего мужа. Современные
исследователи отрицают физиологическую причину сексозависимости у мужчин. Автор
книги «Американский прелюбодей» Джед Меркулио утверждает, что для болей, в том
числе головных, у Кеннеди была куча других причин.
«Он страдал от целого «букета» заболеваний, — утверждает автор, — среди
них: хроническая недостаточность коры надпочечников, недостаточность функции
щитовидной железы, пептические язвы, простатит, астма, остеопороз и проч. Также
у него были повреждены некоторые позвонки. В целом удивительно не то, что ему
удавалось затащить женщин в постель, а то, что каждое утро ему удавалось из нее
встать. Врачи Белого дома объясняли частые мигрени настоящими болезнями, а
зависимость от секса стала скорее психологической».
Жаль сам президент об этом не знал – и в «лечении» нуждался постоянно.
Знала ли об этом недуге мужа Жаклин? Как всякая жена, она, конечно, не
знала всего. Но знала слишком многое, чтобы признаться: «Я вообще не думаю, что
есть мужчины, которые остаются верны своим женам».
Были случаи, когда он просто попадался. Как-то горничная нашла в их супружеской
постели черные шелковые трусики – и отдала Жаклин. Оказались не ее. Она вернула
их Джеку: «Отдай – не мой размер». Обезумевшая от любви и алкоголя Мерилин
Монро звонила ей и говорила, что у нее с президентом роман, он обещал на ней
жениться. После знаменитого поздравления Мерилин на 45-летии президента и
многочисленных слухов у Жаклин не было оснований считать это бредом.
И что она должна была сделать?
Развестись, как ее мать? И выйти замуж за другого – такого же неверного и не
такого любимого?
Жаклин предпочла смотреть правде в глаза и остаться первой леди. Остаться
леди. Она ею оставалась и после гибели президента – в Далласе, у нее на руках.
И вся народная любовь к любимцу нации обрушилась на нее.
Поворот
Была ли она безутешной вдовой? Безусловно. Несмотря на то, что находились
многие, кто ее утешал.
Ей приписывали роман с тогдашней звездой Голливуда Марлоном Брандо.
Говорили, что и с братом Джона, Робертом Кеннеди, ее связывает не только
близкая дружба. Тем более (особенно, если ориентироваться на устойчивые
легенды), братьям не привыкать было делиться женщинами. Когда, вынужденный
порвать с Мерилин Монро из-за компрометирующих материалов, Джон Кеннеди послал
брата, по совместительству министра юстиции, уладить дело с брошенной
любовницей, Бобу пришлось распространить утешение до постели – и настойчивая
красавица переключила свои доставания на него.
Вполне возможно, что и Жаклин полюбила Боба не только как сестра. Но что
точно известно: когда Боб был убит – так же, как некогда Джон, во время успешной
для него предвыборной кампании, — у нее не выдержали нервы. Она поняла: это
идет охота на Кеннеди, то есть, значит,
и на нее, и на ее детей. Она стала искать убежища.
Так и возник Онассис.
Конечно – не вдруг. Конечно, они были знакомы и не просто знакомы. Конечно,
их видели вместе в нью-йоркских ресторанах и до гибели Боба.
В 1963 году Жаклин и Джон потеряли новорожденного ребенка. Он прожил всего
двое суток. Джекки была в депрессии, и муж посоветовал ей развеяться –
отдохнуть вместе с сестрой, Лу Радзвилл, на яхте «Кристина», у ее любовника,
Аристотеля Онасиса. Она произвела на радушного хозяина такое впечатление, что
Лу взревновала.
И вообще, надо сказать, этот маленький, толстый, довольно безобразный грек
был не особенно верен своим многочисленным женщинам.
В 1960 году он развелся со своей женой (благодаря которой, собственно, и
разбогател) из-за того что та застала его на той же яхте с оперной звездой
Марией Калласс. Для Калласс это была роковая любовь. Уступив ухаживаниям
Онассиса, она бросила мужа, с которым прожила много лет и которому была обязана
благополучием и карьерой. Танкерный король затмил ей свет.
— Самое высокое «до», — признавалась великая певица, — я брала в постели у
Онассиса.
Из оперной дивы она превратилась ради него в послушную служанку. Пела его
гостям, следила за его кухней, угождала всем его желаниям. Она согласна была на
все, лишь бы быть с ним. Готовилась к свадьбе.
Жаклин была моложе, красивее и знаменитее. Стопроцентный плебей, Онассис
был настоящим охотником за знаменитостями.
Брак почетной вдовы нации, печальной феи Америки Жаклин Кеннеди с греческим
набобом, американцы восприняли как личное оскорбление и национальное унижение.
«Кеннеди убили во второй раз», — писали газеты. Из ранга почетных знаменитостей
она перешла в ранг знаменитостей скандальных.
«Жаклин вышла замуж за деньги» — таков был приговор.
Образец
Все вроде бы так и было. Она проявляла чудеса транжирства. Новая жена
обходилась Онассису в десятки миллионов в год. Богач и мот, даже он приходил в
недоумение от ее трат – совершенно порой бессмысленных.
Никто так и не понял, что в этом и был смысл.
Эта женщина удивительным образом умела чувствовать время и вести себя в
соответствии с основным духом времени.
В начале 60-х, в годы сексуальной революции, она продемонстрировала, как
должна себя вести современная жена современного мужа.
В 70-х, когда чистоган стал править миром, она показала, как современная
женщина должна относиться к браку по расчету. Чистый расчет – и реализация
этого расчета: бесчисленные счета.
Пусть упрекнут ее сегодняшние барышни, мечтающие об олигархах – просто об
олигархах, образе, статусе, а не конкретных людях, — и ложащиеся в постель с
деньгами. Упрекнут?
Это в России то время только недавно началось. В мире оно наступило раньше…
А потом – Онассис уже умер – наступило (опять же в Америке, где все и
начинается последние сто лет) новое время, время самостоятельных женщин —
образованных, умных, деловых. Представляющих ценность тем, что они есть, а не
тем, за кем они замужем. И бывшая первая леди Америки, бывшая жена миллиардера,
стала рядовым книжным редактором в рядовом нью-йоркском издательстве.
Это было издательство Viking. Владел им тот еще викинг – Томас Гинзбург,
однокашник и корешок брата Жаклин по Йельскому университету. Когда пригласив
милягу Гинзбурга на обед в ресторан Le
Perigord Park на Манхэттене, она попросилась к нему на работу, у него кусок
застрял в горле и пропал аппетит. Он отговаривал. Но отказать не мог. Должность
ей назначил самую скромную: редактора-консультанта, 200 долларов в неделю – с
перспективой карьерного роста, когда освоится.
Она освоилась быстро. Настолько, что карьерный рост в скромном Viking’e ее
уже не интересовал. Через два года Жаклин пришла редактором особых проектов в
один из крупнейших издательских домов Америки – Doubleday. Выпустила первую автобиографию Майкла
Джексона, немало натерпевшись от капризов поп-звезды и проявив при этом
недюжинную выдержку, мемуары Элизабет Тейлор, Греты Гарбор и даже альбом по
истории русского дворянского костюма. Ее зарплата по сравнению с Viking выросла
вдвое.
Последние деньги
По правде говоря, она в своем редакторском жаловании не нуждалась. И
Кеннеди был не бедным (советская пресса писал о нем как о самом состоятельном
президенте – на тот момент, разумеется). А в наследство от богатого грека ей
вообще полагалось целое состояние. Пришлось для этого, правда, выдержать долгую
и отвратительную в деталях тяжбу с единственной дочерью и наследницей дорогого
покойника — Кристиной Онассис.
Падчерица возненавидела Жаклин с момента ее появления на яхте «Кристина»,
где им предстояло жить вместе. Впрочем, до нее она так же ненавидела и Марию Калласс. Но американка заслуживала
большего: плотоядный папа на ней женился. Когда же он, надорвавшись, умер, Кристина
вознамерилась отправить эту американскую фифу домой с их острова, в чем та к
ним пришла, — без штанов. Благо папа перед смертью позаботился о дочери — и
переписал на нее завещание.
Ей, однако, не удалось осуществить намеченное. После двух лет жестоких
адвокатских баталий она пошла на компромисс. Жаклин пришлось удовлетвориться
скромными 26 миллионами отступных вместо запрашиваемых 125, а Кристине –
утешиться в новом бурном романе и третьем браке: КГБ пристроил ей в постель
тихого сотрудника «Совфрахта» Сергея Каузова.
Советские власти со свойственным им куражом дали добро на развод Каузова с
женой и его брак с иностранной миллиардершей под условием, что молодожены будут
жить в Москве. Подвиг декабристок меркнет: Кристина переселилась к любимому, в
«красную столицу».
Пока владелица крупнейшего танкерного флота в мире, яхт, заводов, островов,
материковых угодий, отелей и казино, обескуражено, как в страшном сне, училась
жить в московской «распашонке» с видом на котельную трубу и детсад, просыпаться
под скрежет трамваев за окном и закупаться в магазине «Продукты» на углу, где
как раз продуктов и нет, а то, что продают под их видом, таковым не является,
ее вдовая мачеха в похожем недоумении решала свою проблему: как распорядиться с
боем вырванными у злой падчерицы 26 миллионами.
Вам-то, небось, кажется, что ее проблема – ничто по сравнению с
Кристининой. Это не так. Не вы, так ваши родители с первой проблемой
более-менее легко справлялись почти всю доотъездную жизнь, а со второй – даже
не пробовали. Так что не спешите сочувствовать падчерице и завидовать мачехе,
как уже начали. Для Кристины эта московская дыра была временной блажью, и этот
муж — не последним. А Жаклин-то знала,
что это последние большие деньги в ее жизни. Ими следовало по-умному
распорядиться, чтобы сохранить. До сих пор она умела только тратить.
А время выпало неудобное и опасное: в США как раз разразился очередной
биржевой кризис. Куда более крупные состояния, находящиеся в куда более умелых
руках, таяли, как снег, и сгорали, как солома.
В отчаянии она обратилась к одному из своих старых друзей (теперь Жаклин
предпочитала лишь тех, с кем сдружилась до Онассиса), знающему толк в финансах,
— Морису Темпельсману.
Последний мужчина
Почему именно к нему? Может, потому что и раньше пользовалась его советами.
Как известно, бриллианты – лучшие друзья девушек. А Жаклин была известна
особой любовью к этим друзьям. Надо полагать, Морис Темпельсман знал в них
толк, и всегда мог дать дельный совет: он – крупнейший в США торговец алмазами
и фабрикант бриллиантов.
Такова его первая, наследная, специальность в бизнесе. Но на этот раз
Жаклин обратилась к нему по второй. Вторая – инвестор.
Если кто не знает (ну, не успел, слава богу, узнать – другим был занят),
самые трудные проблемы с деньгами не у тех, кому их не хватает, чтобы
«закончить месяц», как здесь говорят, а у тех, кто ищет, куда их вложить. Это
игра, азартная и рисковая. Для дилетантов – рулетка, для профессионалов —
сродни покеру и префу, только ставки выше, и карт надо учитывать несравненно
больше. Но все равно зависеть от удачи, а главное – ее иметь.
Темпельсман был виртуозным игроком в этом бизнесе. Жаклин не ошиблась в
выборе. Он не то что сохранил во время кризиса отсуженные ею деньги ее
почившего суженого, он их раскрутил, по меньшей мере, вчетверо.
Страх нищеты (нищета в ее понимании отличается от общепринятой),
преследовавший Жаклин, как говорят, с детства, теперь отпустил ее. Со ста
миллионами долларов на счету угроза бедности становится абсолютно неактуальной.
Наконец-то! Повеселевшая вдова теперь обрела настоящую свободу. Как она была
благодарна человеку, который избавил ее от первого и наделил вторым, – можно
только догадываться. Но можно.
Вскоре Мориса и Жаклин стали замечать вместе на оперных спектаклях и
благотворительных вечерах. Молва соединила их раньше, чем это произошло на
самом деле.
Только в 1984 году, через 5-6 лет после вероятного начала их отношений, он
ушел от Лили — жены, с которой прожил больше тридцати лет и нажил троих детей,
— снял апартаменты в дорогом отеле Stanhope, неподалеку от квартиры Жаклин на
5-й авеню. И только еще через два года переехал к ней.
Брак они так и не зарегистрировали. Формально он оставался женатым на Лили.
Пишут: она не давала развода, а без этого у ортодоксальных евреев никак,
подчеркивая ее строгую религиозность и его происхождение. Тут, скорее всего,
некоторая неточность.
Морис действительно из ортодоксальной еврейской семьи антверпенских
торговцев алмазами – шляпы, лапсердаки, парики, идиш, — сбежавшей от Гитлера в
Америку в 1940-м и сохранившей в эмиграции патриархальный уклад вплоть до идиша
дома (впрочем, и на работе: в среде торговцев алмазами и бриллиантами идиш –
профессиональный язык, на нем говорят даже японцы). Но как раз в строго
ортодоксальной семье жена, не дающая развод мужу, – оксюморон. По Галахе –
нашей еврейской конституции, а заодно УК и ГК – разводное письмо, гет, дает
муж, и только муж – никакого равенства. Единственное, что может сделать жена –
его не взять. Есть разница.
Великий религиозный авторитет рубежа X-XI вв., рабби Гершон из Майнца, —
тот самый, которого наши воинствующие израильские феминистки, будь они способны
на благодарность, должны были бы
почитать, как святого и носить его портрет в медальоне на нелапаной груди, хотя
бы за то, что он, вдруг не в меру проникшись женской долей, запретил евреям
многоженство (как временную меру – всего на тысячу лет, которые уже прошли, —
но лукавый мудрец знал: чего еврейской женщине раз дать, отнять уже
невозможно), — этот духовный предок Клары Цеткин ввел еще одну феминистическую
конституционную поправку к Закону: жена может не принять гет, если не согласна
на развод. И тогда этот юридический казус должны разрешить сто раввинов —
замучаешься по ним ходивши.
Лили приняла гет лишь после смерти Жаклин. Тем самым лишив уже нас
уникального шанса лицезреть первую первую леди Америки под хупой. Это наверняка
вызвало бы неконтролируемый взрыв национальной гордости, и фотографии еврейской
свадьбы вновь любимой Джеки украсили бы девичьи светелки от Бруклина до
Кирьят-Шмоны, включая Днепропетровск. Но Лили не стала обеспечивать нечаянный
национальный триумф за свой счет.
Жаклин пришлось жить с Морисом в грехе. Трудно сказать, насколько это ей
досаждало. В 80-е совместная жизнь без брака уже, а равно и за пределами
существующего брака еще не считалась чем-то неприличным даже в чопорной
Америке. Можно, однако, предположить, что, если бы не препятствие, возведенное
Лили, под хупу она бы пошла и с готовностью приняла от своего избранника еще
одно бриллиантовое кольцо с положенными словами: «Арей ат мекудешет ли
бе-табаат зу ке-дат Моше ве-Исраэль» — «Вот ты посвящена мне этим кольцом по
закону Моше и Израиля».
Можно предположить на основании того, что определилось как тенденция потом:
браки с евреями стали распространенным явлением, своего рода социальной модой –
сначала в Америке, где последние сто лет начинается вообще все и где еврейский
муж никогда не был «средством передвижения», как позже в родной нам стране.
Думаете случайно чуть не в каждом втором голливудском фильме со свадьбой
разбивают стакан и кричат «Мазл тов!»? Эта женщина была настоящей пионеркой – и
снова смогла уловить тенденцию задолго до того, как остальные заметили,
сформулировали и стали следовать ей, поддаваясь стереотипу.
Их совместную жизнь изображают как оранжерейную грядку на потухшем вулкане,
усталый альянс с заведомо неравным распределением ролей, и Мориса рядом с
Жаклин – как еврейского папочку при королевне. Скорее всего, здесь тоже дань
стереотипу о еврейских мужьях и любовниках – заботливых, безропотных,
покладистых, готовых стерпеть все от своих аристократичных избранниц только в
благодарность за то, что их допустили из людской в спальню. Этот стереотип
гениально высмеял Бабель еще в 30-х в пьесе «Мария» о событиях кануна 20-х , но
он жив до сих пор, хотя еще более не соответствует действительности – уж мы-то
знаем, в обилии насмотревшись на еврейских мужчин вживую, а некоторые ими и
являясь.
Морис Темпельсман на деле вряд ли был при Жаклин всего лишь еврейским
папочкой. Начнем с того, что они – ровесники. Когда начинался их роман, обоим
было около 50. Для богатого мужчины возраст далекий от преклонного – еще есть
возможность и возможности.
Но дело даже не в этом. А в том, что
Темпельсман отнюдь не был еврейским увальнем из ювелирной лавки с лупой в
глазу, заикающимся на людях, каким его изображают в качестве завхоза тихой
гавани для состарившейся Жаклин. По характеру и основному роду занятий это
скорее конкистадор.
Долгое время (а может, и до сих пор) не было более влиятельного американца
в Африке. Он давно уже принадлежит к числу самых влиятельных (а не просто
богатых) людей Америки и самых надежных спонсоров Демократической партии.
В алмазном бизнесе его считают провидцем. В 1950-м 20-летний Темпельсман
нашел свою деловую нишу, сумев заручиться поддержкой американского правительства своим контактам в
Африке, которые он только-только начал налаживать, чтобы обеспечить поставки алмазов для американской
промышленности, в том числе военной.
Черный континент в это время массово
освобождался от колониальной зависимости, в едином порыве клеймя американский
империализм, а американский еврей Темпельсман колесил по Африке, заводя
небескорыстную дружбу с самыми страшными африканскими людоедами – кровавыми
диктаторами типа Мобуту и лидерами воюющих с ними повстанцев одновременно.
Можно себе представить, каких личных качеств это требовало, сколько раз
приходилось рисковать головой и состоянием.
Так ему удалось присосаться к главным алмазным жилам континента, и ни один
вопрос в Африке, во взаимоотношениях США с Африкой не решался без его участия.
Когда в конце 50-х президенту Кеннеди понадобилось организовать встречу с
представителями южноафриканских деловых кругов, он обратился, естественно, к
Темпельсману. Так Морис впервые познакомился с Жаклин, совершенно еще не
подозревая, что судьбы их пересекутся через много лет. Хотя с тех пор ему не
раз приходилось бывать в Белом доме и летать на президентском самолете. В свою
первую поездку в Москву президент Клинтон взял с собой Мориса Темпельсмана,
который впоследствии вошел в американо-российский совет по деловому
сотрудничеству.
Так что не надо иллюзий: как бы ни изображали склонные к стереотипам
биографы, вдовая королева связала свою жизнь не с добрым мишкой, а с матерым
львом.
Но что, очевидно, правда – это был самый безоблачный, умиротворяющее
спокойный период ее жизни.
К сожалению – недолгий. В 1993 году у нее диагностировали рак. Морис возил
ее на процедуры и ждал во дворе клиники с пакетом бутербродов и фруктов на
коленях. Когда все заканчивалось – она посылала за ним, он ее кормил и вез
домой. Пока у нее еще были силы, их часто видели гуляющими в Центральном парке
– это рядом с домом.
Борьба с болезнью продолжалась год. Болезнь победила. Жаклин
Кеннеди-Онассис ушла в мир иной, оставив этому пересуды о себе, которые после
ее смерти лишь множились.
Никто до сих пор не осознает, что она была если не законодательницей стиля,
то самым чутким локатором его.
Ее сын, последний из Кеннеди, пережил ее на пять лет — погиб в авиакатастрофе, тем самым подтвердив
ее давний прогноз: «Эта страна убьет всех Кеннеди».
Два года назад Морис Темпельсман объявил о намерении перенести центр своего алмазного бизнеса в Израиль. Это
стало новостью не делового мира, а светского. Писали: «Гражданский муж Жаклин
Кеннеди перебирается в Израиль». Его многолетнюю славу бизнесмена навсегда
затмил этот роман.