Последние
события на востоке Европы заставляют нас задуматься над тем, что понимать под
термином «революция», какие эмоции вызывает названный процесс у соседей, а
также – как ко всему этому относиться.
Передовая,
прогрессивная, гуманистическая, и еще не знаю как назвать, традиция требует от
нас, чтобы мы признали: революционные преобразования в развитии человечества
играют главную роль.
Позвольте не
согласиться.
Позвольте
задать вопрос: каким образом была установлена справедливость приведенного
высказывания? На это нам ответят, что она, эта справедливость, доказана
историческим опытом. А мы усомнимся. И заявим, что никакого исторического опыта
никогда не было, нет и не будет. Потому что историю пишут победители. Результат
таков: то, что не удалось – мятеж, то, что удалось – революция.
Историки, в
отличие от представителей других наук, не могут поставить чистый опыт.
Совершенно невозможно узнать, как развивалась бы Франция в случае поражения ее
великой революции. Или – что было бы, потерпи поражение Кромвель. И так далее.
Да, слышу
возражения: а как же имеющиеся прецеденты – две Германии, два Вьетнама, две
Кореи? И отвечаю: о революции в этих случаях речи нет и быть не может. Здесь мы
имеем дело с оккупацией частей страны государствами с различным государственным
строем. И можем говорить лишь об успешности прививки некой чужеродной ветви или
о ее, ветви, отторжении.
Наверное,
сразу же следует упомянуть о том, что вопрос не так прост, как кому-то кажется.
Мол, низы не могут, а верхи – не хотят. Бывает так, что и не хотят, и не могут,
но сосуществуют. И наоборот. То есть, при полном отсутствии видимых
противоречий буквально из ничего вырастают гроздья, как говорится, гнева. О
последнем мы, если не забудем, поговорим позже, а теперь вернемся к Восточной
Европе, а точнее, к Украине.
Кому-то
наверняка импонирует киберпанк киевского Майдана с его внешней
сюрреалистической героикой и остающимся за кадром самым что ни на есть
обыденным, прошу прощения за тавтологию, бытом. В то время, когда на сцене
главные персонажи жгут огни, а на тех огнях – себя и противостоящих им,
стараясь, конечно же, минимизировать возможный взаимный урон, когда картинка
действа в режиме реального времени становится достоянием миллионов потребителей
новостей, сидящих на диванах и жующих попкорн (или его не жуют, а им хрустят?),
в тот же самый момент за кадром действует самая обычная логистика, когда куда
надо подвозится все, что надо. И оплачивается теми, кому все это нужно.
Увы, таковы
все революции. Исключений нет. Если никто революцию не оплачивает, то это бунт.
На полном самофинансировании и без четких политических целей. Такое обычно
заканчивается плачевно для главарей. Ну, а уж исполнители вторых ролей и
массовка даже и после того, как мятеж победил и наречен отныне и навеки
революцией, обычно не получает ничего.
Да, конечно,
потом долго ведутся разговоры о том, что вот, дескать, революция смела
исчерпавший себя политический или экономический строй, что на обломках старого
уже растет прогрессивное новое, но, как мы уже говорили, нигде не написано и
никем не доказано, что в отсутствие революционных преобразований старое бы не
отжило, а новое не выросло.
А-а-а,
говорят сторонники революций, а вы не учитываете такого фактора, как влияние
революций в одних странах на положение дел в странах других. Вот, говорят,
большевистская революция в России так напугала мировую буржуазию, что она после
того, как не удалось уморить большевизм в его гнезде, вынуждена была пойти на
попятный, сделать ряд важных уступок, повысить уровень жизни рабочих, уменьшив
в то же время тяжесть гнета, и все это для того лишь, чтобы оградить себя от
той участи, на которую были обречены эксплуататорские классы в России.
Думается,
что такая точка зрения ошибочна. На какие бы уступки ни шел правящий класс,
допустим, Рима, в ответ на восстание, к примеру, Спартака, обеспечить абсолютно
всему населению уровень жизни, соизмеримый с собственным, он был не в
состоянии. Прежде всего – потому, что этого не позволяла экономика того
времени. К тому же, как сообщают нам энциклопедии, Спартак вовсе и не стремился
ко всеобщему равенству, его вдохновляли идеи философа Гая Блоссия из Капуи,
которые можно коротко сформулировать следующими словами: «последний станет
первым (и наоборот)».
Лишь
развитие экономики позволило во второй половине XX столетия
подтянуть средний уровень жизни в развитых странах до такого, когда одни лишь
требования материального плана не способны поднять массы на протест. Мы видим,
что детонатором волнений становится так называемое неравенство. Когда хочется
большего, но возможности нет.
По разным
причинам, но – нет. Это – что касается «гроздьев гнева», о чем мы говорили
ранее.
Все
остальное, что нам преподносят ныне в качестве революций, на самом деле
процессы наведенные, вызванные внешними факторами. А как же Украина, спросит
кто-то. Да точно так же. Один из внешних факторов – неизжитые до сих пор связи
с Россией. Связи, которые назвать экономическими, язык не поворачивается. Это,
скорее, «древнеримские» отношения между патроном и клиентом. Другой фактор –
влияние Запада, преимущество экономики которого перед российским
госмонополизмом очевидно. Разрываясь между этими двумя силами, украинский
правящий класс бросается из одной крайности в другую, ставя к рулю то одного
руководителя, то другого в надежде поймять попутный ветер и вывести
государственный, так сказать, корабль на верный курс. При этом
«Майдан» как явление представляет собой лишь инструмент.
Не клеймите
меня, уважаемый читатель, за неуместный натурализм, но я позволю себе привести
очень простой пример того, что происходит в животном, например, мире с больными
особями. Многие, очевидно, наблюдали, как смиреннейшие, казалось бы, пернатые,
голуби, как говорится, мира, превращаются в фурий, заклевывая раненую птицу.
Стоило Украине попасть в жернова российско-западной мельницы, стоило ей понести
экономические и репутационные потери в этой тяжелой ситуации, как эмоции ее
соседей (помните – в начале?) вскипели. Увидев пример Крыма и получив наводящую
информацию со стороны вечного российского «пробного шара» Жириновского,
обратившего внимание заинтересованных сторон на возможность поживиться на
дармовом аукционе, первой подняла руку Венгрия. Ее премьер Виктор Орбан
потребовал автономии и двойного гражданства для соотечественников, проживающих
на территории Украины. «Мы рассматриваем венгерский вопрос как европейский
вопрос. Венгры, которые живут в Карпатском регионе, имеют право на двойное
гражданство, на национальную общность и на автономию, — сказал Орбан в
парламенте. – Положение 200 тысяч этнических венгров, живущих на Украине,
придает этому вопросу особую остроту. Венгерская община должна получить двойное
гражданство, все права национальной общности. Также она должна получить
возможность самоуправления. Это наши четкие ожидания от новой Украины, которая
сейчас возникает».
Кто на
очереди? Румыния? Польша? Жириновский и им намекал.
Ну, и,
наконец, начиная разговор, мы планировали в конце попробовать определить свое
отношение к происходящему. Отношение, на мой взгляд, может быть только
отрицательным.
Налицо ситуация,
сходная с теми, что имели место перед обеими мировыми войнами. Как и тогда, в
Европе нарастает число желающих переиграть прошлое (помнится, в Советском Союзе
это называли реваншизмом). Как и тогда, большинство считает, что ничего
страшного не происходит. Просто – восстановление справедливости.
Революция,
как и спички, не игрушка. Начиная ее, следует подумать о том, что на
разгоревшийся огонек могут заглянуть не только друзья, но и совершенно
нежеланные гости.