Граф де Лас-Касас, наполеоновский секретарь на острове Святой Елены, в записи от 20 января 1817 года сообщает, что к его заболевшему сыну приходил «медицинский джентльмен»: «…мальчик лет восемнадцати, видом, манерами и голосом похожий на женщину. Про этого доктора Барри мне сказали, что он невероятный феномен. Якобы он получил диплом в тринадцать лет, после строжайших экзаменов, и в Кейптауне прославился как превосходный лекарь».
Граф де Лас-Касас, наполеоновский секретарь на острове Святой Елены, в
записи от 20 января 1817 года сообщает, что к его заболевшему сыну приходил «медицинский
джентльмен»: «…мальчик лет восемнадцати, видом, манерами и голосом похожий
на женщину. Про этого доктора Барри мне сказали, что он невероятный феномен.
Якобы он получил диплом в тринадцать лет, после строжайших экзаменов, и в
Кейптауне прославился как превосходный лекарь».
Если бы Лас-Касас знал истинную историю Джеймса Барри, он поразился бы
не возрасту юного эскулапа (которому на самом деле было не восемнадцать, а
двадцать восемь – десять лет доктор себе убавил, чтобы отсутствие
растительности на лице не выглядело странным), а иному обстоятельству, по тем
временам совершенно фантастическому. Военный врач Джеймс Барри на самом деле
был женщиной и родился, то есть родилась с именем Маргарет-Энн.
Биографию этой поразительной леди, то есть джентльмена, то есть все-таки
леди, я внимательно проштудировал, когда готовился писать роман «Сокол и
ласточка». Меня тогда интересовали подлинные истории женщин, которые долгое
время успешно выдавали себя за мужчин. Маргарет-Энн делала это на протяжении
пятидесяти шести лет и сохранила тайну до самого конца. Настоящий пол доктора
Барри был раскрыт лишь после смерти. Во избежание скандала военное ведомство
засекретило ужасный факт на сто лет – ведь Барри был не просто врачом, а
генерал-инспектором госпиталей, то есть главным начальником всей военной
медицины.
Примечательны мотивы, по которым ирландская девица из приличной семьи
пустилась в эту пожизненную авантюру. Ничего романтического или
альтруистического там не было – мол, мечтаю лечить людей, а женщине в медицину
дорога закрыта. Просто семья разорилась, девушка осталась бесприданницей, надо
было приискать способ добывать хлеб насущный, а врачи зарабатывали намного
больше, чем гувернантки или компаньонки.
Составился маленький заговор, в котором участвовали мать Маргарет (она
несомненно тоже была незаурядной личностью) и один стряпчий, подделавший
документы.
В 1809 году двадцатилетняя барышня уехала из Лондона и через несколько
дней прибыла в Эдинбург уже юношей. Поступила на медицинский факультет, с
отличием его закончила, защитила диплом — что-то такое про грыжу, и столь
блистательное, что работа даже была опубликована.
Я долго не мог понять, почему Маргарет решила пойти в армию. Может быть,
просто открылась вакансия (шла война с французами)? Но «Джеймс Барри»
и после окончания боев осталась на военной службе. Думаю, она решила уйти из
мира женщин в мир мужчин окончательно и бесповоротно. Чтоб ни о чем не сожалеть
и не оглядываться назад. Всё, с этого места буду называть доктора «он».
Доктор Барри служил в разных экзотических местах – в Африке, Вест-Индии,
Греции, Канаде. Был превосходным специалистом, реформатором госпитального дела
и поэтому сделал большую карьеру. Например, в Кейптауне, едва приехав, вылечил
дочку губернатора лорда Сомерсета и был немедленно назначен главным медицинским
инспектором колонии. Тогда же чудо-врач сделал первую на континенте операцию по
кесареву сечению, причем и мать, и младенец выжили.
Всего через восемнадцать лет после начала военной службы Барри занял
высшую медицинскую должность в британской армии. Он считал ключевым аспектом
лечения строгую гигиену, качественное питание и хороший уход (революционная
идея по тогдашним временам). Во время Крымской войны Барри устроил страшный
разнос знаменитой Флоренс Найтингейл – за то, что из-за скверных условий
раненые у нее в госпитале мерли как мухи. Найтингейл была страшно фраппирована
таким ungentlemanly behavior, хоть
впоследствии и признала, что после исполнения требований начальника смертность
резко сократилась. И лишь век спустя «неджентльменство» генерал-инспектора
раскрылось в новом свете: первая женщина-врач учила профессии первую медсестру.
Надо сказать, что характер у Джеймса Барри был отвратительный. Доктор
хорошо обращался только с больными, а здоровым, в том числе начальникам, дерзил
и грубил. Ужасно оскорблялся, если кому-то из офицеров его голос или лицо
казались бабьими. Неоднократно дрался из-за этого на дуэли (хорошо стрелял и
фехтовал).
Однажды, со всеми рассорившись, самовольно покинул место службы в
колониях и вернулся в Лондон, а когда в министерстве пригрозили судом, заявил,
что приехал подстричься.
За один из подобных фокусов Барри был разжалован из генерал-инспекторов
в штаб-лекари (это примерно как из генерал-полковника в полковника), но службы
не оставил и, что уж совсем удивительно, вскарабкался по карьерной лестнице на
самую верхнюю ступеньку во второй раз.
Раздражительного и эксцентричного доктора во всех странствиях
сопровождали чернокожий слуга Джон и собака. Собаки, естественно, сменялись, но
звали их одинаково: Psyche.
Я пытаюсь себе представить внутренний мир этой уникальной женщины.
Ничего кроме работы. Абсолютное одиночество. Постоянный страх
разоблачения, которое станет крахом всей жизни. Может, хоть верный Джон ее
чем-то личным порадовал? Ой, вряд ли – не тот у бывшей Маргарет психотип. Но
слуга наверняка был посвящен в тайну. Потому и не разлучался с хозяином.
Разоблачение произошло, когда Джеймсу Барри было уже все равно.
Похоронили его с почестями, чтоб упаси боже не подтверждать нехорошие слухи, а
они возникли, и многие, конечно, заявили, что они давным-давно подозревали… Но
официально ничего такого признано не было. На могильном камне высекли честь по
чести:
Вообще-то следовало бы первой женщине-доктору, да еще светилу медицины,
поставить большой-пребольшой памятник.